1. Кристиан Гор (по новому паспорту - Флейн)

    2. 54 физиологического, внешне выглядит максимум на тридцать. Обращен около двадцати лет назад со дня вступления на пост владельца клиники.

    3. Вампиры, Третье звено

    4. Неординарная смесь благодаря двойной крови ярко выражена в некоторых аспектах внешности молодого человека: отец - Маркус, подарил ребенку волевые скулы и строгий, выделяющийся нос. Грубые черты лица так же пошли за счет полуарийской национальности. Длинные, закрывающие собой лопатки белые пряди волос всегда ухожены, ниспадают по спине или собраны в классический хвост, перевязанный такого же цвета атласной лентой, всегда зачесаны назад и открывают высокий лоб. Глубоко посаженные голубые глаза подчеркивают строгость и непреклонность мужчины, делают взгляд достаточно отстраненным и холодным, что немало важно для того жизненного пути, что для себя избрал когда-то практикант медицинского училища. Лицо, зачастую лишенное эмоций, не позволяет предугадать расположение духа Флейна.
Кристиан высок, коренаст, широкая линия плеч и развитая мускулатура не позволит назвать его худощавым и, тем более, слабым. В знак памяти и почтения своего рода, он не снимает с безымянного пальца левой руки грубой работы массивный перстень с выпуклой буквой «F».  Тщательно скрывает «рабочую» травму в виде неровного тонкого шрама от левого плеча к шее галстуками или воротниками-стойками. Прихрамывает на правую ногу в связи с инцидентом, произошедшим в далеком детстве. Прямая осанка, выдрессированная кропотливым трудом матери-немки, привыкшей даже в тесном семейном кругу соблюдать правила хорошего тона.

    5. Прекрасно подходит под описание сангвиника со стажем – своенравен, отчасти жесток, прекрасно оппонент в словесных баталиях. Ярко выраженная жестикуляция сопровождает Маркуса на протяжении всего разговора. Руки, словно второй язык, порой способный донести информацию куда красноречивее фраз. Замкнут, практически все эмоции, если таковые затронут душу, прячет от каждого, в первую очередь – от себя самого. Злопамятен и с нескрываемым презрением и сарказмом относится к тем, к кому питает крайне негативные эмоции. Интуиции предпочтет логику. Выстраивание разнообразных алгоритмов с несколькими вариациями исхода ситуации – в его стиле. Чертовски не любит улыбаться и, пожалуй, не умеет делать это красиво, как многие другие. Ухмылка на одну сторону – максимум, на который он только способен. В дурные привычки входит монотонное отстукивание приевшегося ритма по поверхности. Не обделен нарциссизмом и эгоцентризмом.
Вы когда-нибудь встречали истинного торреадора? Возможно, ведь они не отличаются практически ничем от обычных людей: им не присущи боевые навыки кланов Бруджа, они не восхваляют голубую кровь, следуя только по Этой тропе как Вентру… Люди искусства. Дети Афродиты. До безумия и хрипотцы в голосе падок на все прекрасное, этим объясняется его торреадорская сущность: нежная, шелковистая кожа, широко распахнутые глаза цвета дневного неба, которого ему, порой, так не хватает, или же лукавый прищур из-под пушистых вееров ресниц, четко очерченные губы… Он любит красоту людей как в жизни, так и на картинах, что занимают бОльшую часть его кабинета. Скрипка… Воистину двуликое создание с божественной утонченностью и дьявольской трелью. Цветы – столь разные и непохожие друг на друга. Небо, грозы, невесомые хлопья девственно-белого снега… Удивительно, как такие тонкости, присущие романтичным девушкам из высшего света смогли приютиться в пустой, холодной, бездонной душе когда-то человека?

    6. Ничем не выделяющееся детство на родине отцовской линии в городе Леон проходило спокойно и беспечно. Место, славящееся хранением церковных реликвий, день ото дня встречало мальчика звоном колоколов. Отец воспитывал в сыне боевой дух и остроту ума, мать же подкрепляла арийские черты характера утонченностью и разборчивостью в искусстве, благо, Леон был как экономической, так и культурной жилкой Европы уже которую сотню лет. По ночам Кристиан часто выбирался на берег реки, проводя время у кромки воды, встречая алые рассветы, наблюдая, как солнце поднималось будто бы из ниоткуда. До того момента, как однажды он не поскользнулся на мокрой траве и не покатился кубарем вниз, в те самые темные воды реки, с силой ударившись коленом о камень. Операция на мениск, несколько месяцев гипса, и, хромая, но радуясь жизни, он вновь отправлялся навстречу миру.
Даже спустя годы обучения в школе он так и не обзавелся отзывчивыми, верными друзьями, которые в любой момент могли прикрыть спину. Отнюдь. Замкнутость юного Флейна стремительно росла, он предпочитал общению со сверстниками компанию более взрослых, умудренных жизненным опытом людей. Черпал из их спокойных, рассудительных речей информацию, учился красиво и мудро истолковывать свои мысли, вести себя на публике, участвовать в дискуссиях, давать отпор и наносить ответный словесный удар. Он начал боготворить человеческую психологию, которая впоследствии и повела его по карьерной лестнице вверх. Несмотря на многочисленные запреты отца, который фактически насильно пытался заточить юношу на экономический факультет института, Даниэль отправился высчитывать процентные ставки и соотношения людских эмоций, их влияние на разум и соотношение правды и лжи, что таились в недрах туманного сознания хомо сапиенс. Молодой человек зачитывался энциклопедиями знаменитых ученых и соискателей истины в божьих искрах, таившихся в головах, выстраивал собственные сырые, недоработанные теории по познанию человека. Что вело и управляло этими созданиями. В окружении появилось несколько хороших знакомых с боле старшего факультета, которые, находясь под действием алкогольного опьянения, и подарили телу Флейна шрам на груди скальпелем на одном из практических занятий по анатомии.
В тот момент, когда он держал свой диплом об окончании института в руках, сознание радовалось вдвойне, так как дома, на рабочем месте, лежало уже вскрытое и прочтенное несколько раз письмо о приглашении на работу в качестве стажера у одного практикующего психолога, основывающемся на теориях изучения психологических отклонений у человека на стадии развития и прогрессирования. Считанные недели, и юноша уже снимал квартиру в Лос-Анджелесе на, пока что, деньги родителей. До позднего вечера он оставался в кабинете своего Наставника, не упуская из виду ни одного его действия, ни одного слова. Запоминая. Не желая отпускать столь ценную информацию, что служила кислородом для его больного разума.
Прошло четыре года с того момента, как Кристиан бросил свою старую жизнь, начав новую, как тогда еще казалось, свою собственную, по его правилам. Он освоил гипноз и акупунктуру, он стал прекрасным теоретиком и держал в руках около двух лет практического стажа. Впоследствии наставник и вытащил его на более высокий пост, отдав под руководство больницу для душевно больных.
Но этого было мало. Чертовски мало, чтобы не только понять, но и сполна прочувствовать человека. Ему не хватало сил. Не хватало умения. Начинало формироваться ощущение обделенности, нарастающей изнутри пустоты.
В тот вечер он видел Наставника совершенно другим человеком, другим существом. В его глубоких глазах больше не топилось понимание. Они горели чем-то неизведанным. Далеким. Желанным. Горели тем, что ему так недоставало все эти годы. Это было короткое согласие. Без объяснения и возможности забрать свой ответ. Без возможности отвернуться, встать спиной, закрыть глаза и уверить себя в том, что все это глупый, дурной сон.
Когда начинаешь жить повторно, ты с легкостью замечаешь все свои и чужие проступки, умеючи лавируя меж граблями, что разбросала судьба.
Человек стал неким подобием книги. Красивой книги в толстом, дорогом переплете. С множеством страниц и витыми заглавными буквами, что так любил когда-то юноша. Человек перестал быть загадкой, перестал быть чем-то чужим и пугающим.
День – как часть. Месяц – как глава. Год – как эпилог. По кругу.
Тот человек, что подарил ему жизнь и с той же легкостью забрал, чтобы подарить новую, всегда был рядом. Отец, брат и оберег. Портал, ведущий к новым уже не людям, источник сил и знаний. Серый кардинал «подпольной деятельности» психиатрического заведения.

    7. Владелец больницы (профиль, как уже ясно – психология, уклон – психиатрия на стадии зарождения и прогрессии), скрытый импортер донорской крови для себеподобных.

    8. 1. Гипноз (ничего сверхъестественного, самое обычное психологическое воздействие)
        2. Прекрасно обращается с кнутом (комментарии нужны или излишни?)
        3. Акупунктура ( без посторонних предметов в виде иголок, спиц и прочего металлического ужаса. Освоена в университете на занятиях человеческой Анатомии. Результат – паралич определенной части тела, дыхания, кровообращения, в зависимости от выбранной точки. Возможен летальный исход)

    9. А вы хотите ее проверить?

    10. Способен подчинить разум более слабого вампира или оборотня, прекрасно обращается с огнестрельным оружием, предпочитая беретты и маузеры, но никак не современные боевые единицы. Намного хуже дела обстоят с холодным оружием, которое, кстати говоря, Кристиан предпочитает лишь в виде настенного украшения. Пожалуй, в исключение входит скальпель. Что делать - издержки профессии. Так же прекрасно обращается с кнутом, который при выходе "в свет" чаще всего обмотан по корпусу мужчины. Способен отражаться в зеркалах (не правда ли чудесно для новоявленных модниц?), способность контролируемая. Слаб на детский плач, не переносит его патологически - тот вызывает притупление рассудка, обеспечивая ни с чем не сравнимую прострацию. Склонен впадать в депрессии, исход - непредсказуем. Не переносит пустоты, незнания и громких шумов, наводящих панику на разум вампира.

    11. Часто, часто..

    12. Я вездесущ

    13. Выставлен

    14. Несмелые шаги по мокрым листьям вокруг высокого металлического забора, пиками пронзающего небо. Касание пальцами холодного металла – очередной удар исподтишка соперником-памятью. В детстве он любил бегать вокруг поместья, наслаждаясь изрезанным черными прутьями миром. Он стучал по ним родовым кинжалом, нагло украденным на время из кабинета отца, пока тот занимался работой вдали от дома. А мать стояла…
- Здесь… - Вельтман устремил взгляд на крыльцо поместья, - А ты.. стояла.. Здесь.. – Тихо шептал юноша, отворяя ворота внутрь. Под ногами недобро звякнул разломанный замок, сорванный быстрым заклинанием при штурме.
Дорога к дому успела порасти сорняками, сочащимися из щелей меж плит. Натуральное зеленое обрамление, как дешевая картинка…
Гулкий скрип, наполняющий веранду поместья. Еще один шаг, и вновь замереть на месте.
На ступенях покоились разбросанные и завядшие цветы – видимо, хозяйка вновь собиралась сменить содержимое ваз, которое только вчера успела создать… Застали врасплох. Прошлись по ее маленьким алым мечтам и… Оставили так же умирать рядом, как единоличную королеву своего рода.
Один из поднятых цветов был сжат в ладони сына, сначала медленно и осторожно, будто бы боясь повредить, а после – грубое удушье, как палач, вершащий правосудие.
Бутон рассыпается в руке багровым пеплом. Поднести к губам. Медлительный выдох в небо. Невесомые обломки несбывшихся надежд хватаются за космы ветра и уносятся в сторону розового сада, найдя покой где-то в его глубине.
Взгляд приковывают два умело выточенных надгробия. Строгие, простые и… До щемящей боли в груди родные.
Шаг. Вниз. Цепляясь за шипы роз, обвивающих колонну. Очередной порез на плече, на и без того разодранной мантии.
Безмолвный протяжный выдох, глаза, скованные прошлым. Родители отчего-то слишком трепетно любили это место, практически никого не пуская в их персональное место отдыха. Может быть от того, что все семейство считалось бесчувственным, а здесь… Дышащие эмоциями цветы, с любовью тянувшие листья к своим хозяевам… Несовпадение.
Дрожащими пальцами, смахивая пыль с каменных плит, Даниэль всмотрелся в надписи на надгробиях… «Сохранившим честь и достоинство…»
Горькая усмешка зацепилась за губы, неосторожно растянув уголки губ в стороны. А ведь… Возможно, если бы не его «предначертание», родители были бы живы, хотя… Это было общее решение, как и смерть, входившая в планы. Чьи?.. Слишком рано говорить об этом…
Вытянутая рука в сторону. Укол в палец – сломанный свежий цветка Ее любимого сорта. Пышные бордовые лепестки обрамляли купол бутона. И все это великолепие на тонкой, осиной ножке… Удивительные вещи творит природа…
- Я тоже не думал, что еще когда-нибудь появлюсь здесь… - шепотом произнес Даниэль, касаясь сырой земли перепачканными коленями. Роза падает на могилу справа. Александра … красивая, мудрая женщина, пусть и не без жестокости во взгляде… Но черт подери, они слишком шла к ее безупречному образу.
Клаудио.. строгий, волевой мужчина, которому проще перерезать на глазах у ребенка глотку взбесившемуся псу, нежели радостно поднять на руки сына, смеясь… Глупцы те, кто говорили, что глава семейства ненавидел своего отпрыска. Ах, какие же глупцы… Пусть все эмоции и не были показательными выступлениями перед собравшимися, но каждый из приближенных знал за что, а, точнее, за кого умер Клауд.
Пусть в первую очередь это и было чисто из кровных соображений… Но сын… Он знал, что Вельтман младший не сумеет запятнать честь и достоинство своей семьи.
Вернувшись с работы, мужчина обнаружил ребенка в своем кабинете. В руках у последнего было фамильное оружие. Ловко сжатое за рукоятку и занесенное над головой, словно тот готовился к удару.
- Ты истинный Вельтман, сын… - отец похлопал его по плечу, положив свои мощные ладони на хрупкие руки мальчика и чуть сильнее сжав их, - Помни это. Помни. Всегда.
- Я помню… - сорвалось с губ, а взгляд вновь устремлялся сквозь время, ловя картинки прошлого.
Первая охота. Первый пойманный кабан в лесу, не так далеко находившегося от их поместья.
- Режь, - резко бросил Клаудио, кидая к ногам сына все тот же кинжал.
- Haces, el todavia el nino… (что ты делаешь, он же еще ребенок…) – тихо шепнула Александра. Родители практически всегда разговаривали на родном языке мужа, когда оставались в непривычном для каждого семейном составе.
- No intervengas. El debe acostumbrarse en la crueldad, no habiendo comenzado probar sentimientos restantes para un gusto. Sabe que que Esto - mas fuerte. Como la llamada de la sangre.. (Не вмешивайся. Он должен привыкать в жестокости, еще не начав пробовать остальные чувства на вкус. Пусть знает, что Это - самое сильное. Как зов крови).
Мать послушно опустила голову, она не имела права дерзить мужу в воспитании Этой части души своего ребенка. Сын в недоумении сжал уже привычную рукоять фамильного оружия. Руки за несколько окрепли, а разум – охладел.
-Solamente sin emociones superfluas, el hijo mi. O ti de ello, o el, tarde o temprano, ti.. (Только без лишних эмоций, сын мой. Либо ты его, либо он, рано или поздно, тебя.)
Страх. Именно в такие моменты разумом руководствовался страх. Он вел человека за собой, заставляя озираться по сторонам.
Резкий рывок руки у горла. Первая кровь на пальцах.
- Достойная замена, Александра… - Отец ликовал. Впервые в жизни он так открыто улыбнулся сыну. Боже, при каких обстоятельствах…
Выращенный в ароматах роз монстр. Сейчас стоял на коленях у могил своих родителей. Изучал изгибы нависших над головой туч и прятал рвущийся наружу крик беспомощности, на который не имел права. Не здесь. Не сейчас. Не рядом с ними.
- Будет дождь… - Сухо выговорил доктор.
Холодные капли дождя разбивались о протянутые к небу ладони. Скатывались по губам, рассекали щеки, пробивались внутрь глаз.
Мелкий, прохладный, весенний английский дождь на богом забытом месте…
Немного несмело смахнув в сторону старые завядшие цветы с могил, юноша поднялся на ноги.
- Не знаю когда мы увидимся в следующий раз… - на мгновение замолчав, - Здесь…
Забавная прибавка к двусмысленной фразе, не находишь?..
Вдохнуть свежий запах влажного кислорода, пропуская его внутрь израненного тела. Шаг назад. Поклон.
Эффект достигнут. Душа разбита словно зеркало, сброшенное со скал.

Ну принят, принят, снова))